И она протянула руку, ожидая, что Джон Расселл поможет ей выйти из саней, чтобы Джонни мог сесть в середине. Джон принял протянутую руку и крепко сжал ее. Не настолько крепко, чтобы ей стало больно, недостаточно, чтобы дать ей понять — он разгадал ее уловки и одобряет их.
Джорджина улыбнулась своей таинственной улыбкой: она поняла, что Джон заметил ее ироническое самодовольство, вызванное тем, что, пустив в ход свои чары, она без труда заставляет его братца исполнять ее пожелания. Ей показалось забавным, что они с Джоном могут общаться без слов. Когда Джонни уселся, она прыгнула в сани, и лошади рванули вперед.
Френсис замедлил их бег и, чтобы угодить Джорджине, обнял своего племянника и отдал ему вожжи.
— Будь внимателен с лошадьми — не давай им воли. Это кобылы, и сейчас они немного нервничают.
— Вам не нравится, когда женскому полу дают волю?
— Ради одной особы женского пола я могу изменить свое мнение.
— А вдруг окажется, что одной особе женского пола ваше мнение совершенно безразлично? Она просто закусит удила и помчит, забыв обо всем.
— Забыв обо всем? — переспросил Френсис с плотоядной усмешкой. — Это что, обещание?
После десятиминутной езды Френсис забрал у мальчика вожжи, повернул сани и поехал назад. Когда они подъехали к повозкам, Джорджина выпрыгнула из саней и высадила Джонни.
— Ты отлично правил.
— Спасибо, миледи. Спасибо, дядя Френсис.
Джорджина даже не взглянула в сторону Джона Расселла, но знала, что он наблюдает за ней. Когда она снова уселась в сани, Френсис спросил ее голосом соблазнителя:
— Не хотите сесть ближе ко мне и править лошадьми, леди Джорджина?
Она улыбнулась лучезарной улыбкой:
— Мне хотелось бы этого больше всего на свете.
Френсис подоткнул меховую полсть вокруг ее бедер, помахал рукой брату и подмигнул ему.
Джона охватило отчаяние. Он заметил, что она улыбнулась Френсису, как улыбаются близкому человеку, как его брат прикасается к ней с видом собственника, и убедился, что они почти влюблены друг в друга.
Вернувшись в Уоберн, Джон и его сыновья почти весь вечер помогали мистеру Берку и прислуге устанавливать ель в просторном холле и украшать. Они помогали служанкам носить полные охапки сосновых веток, плюща, падуба и омелы. Мистер Берк поднялся на чердак и принес елочные украшения, гирлянды, колокольчики и множество красных лент.
В тот вечер после обеда сыновья Джона заворачивали подарки и укладывали под елку. Они отправились спать усталые, но счастливые и возбужденные из-за предстоящих праздников. Джон был страшно рад, что его мальчики больше не охвачены горем; судя по всему, они постепенно приходили в себя.
Но ночью Джону стало крайне не по себе. Он спустился в библиотеку, чтобы взять книгу, но ни одна не вызвала у него интереса. Он прошел в комнату, где хранилось старинное оружие, стал рассматривать копья, булавы, пики и щиты, которыми пользовались во время войн в течение многих столетий. Он посмотрел на коллекцию шпаги пистолетов, принадлежащую брату; кое-что вызвало у него восхищение. На столе, стоявшем у одной из стен, на синем бархатном покрове с серебряной вышивкой по краям были разложены ножи и кинжалы.
Обычно он способен был провести в этой комнате не один час, рассматривая оружие, но сегодня его мысли были заняты Френсисом и балом-маскарадом в Кимболтоне. «Ты не в силах пребывать в незнании, да?» — язвительно спросил он у себя самого. Ответ он знал. Знал, что не ведать ему покоя, пока он не увидит все собственными глазами. «Так поезжай же! Что тебя останавливает?»
Джон убрал со стола кинжалы и стянул с него скатерть. Снял со стены меч и небольшой круглый щит и отнес все к себе в спальню. Там он надел черные панталоны до колен и высокие сапоги для верховой езды. Прорезал дыру в синей бархатной скатерти, достаточно большую, чтобы пролезла голова. «Вполне сойдет за плащ. А сам я, будем надеяться, вполне сойду за французского мушкетера». Он порылся в большом гардеробе, в котором хранилась старая одежда Расселлов, и нашел черную шляпу кавалериста, украшенную страусовым пером.
Потом Джон побрился, не касаясь бритвой верхней губы. Потер пальцем ламповое стекло и сажей зачернил усы. Когда он надел плащ и черную полумаску, стало ясно, что никто его не узнает.
* * *
Джорджина кипела от волнения — впервые в жизни она будет присутствовать на бале-маскараде для взрослых.
— Сегодня здесь около двухсот гостей, и половина из них — мужчины!
Сьюзен, одетая в костюм Екатерины Арагонской, который она сделала, когда герцог Манчестер впервые привез ее в Кимболтон, одолжила Джорджине парик с длинными золотистыми волосами.
— Давай я уберу под него твои темные локоны. Ну вот, из тебя получилась настоящая Диана. Но если кто-нибудь тебя узнает, от твоей репутации клочка не останется из-за голых плеч и скандально короткой юбки.
— А для чего же еще существуют репутации? — весело бросила в ответ Джорджи, надевая полумаску с золотыми крылышками.
Она пришла в восторг, увидев в зеркале свое отражение.
— А юбка, между прочим, не такая короткая, как тот килт, который подарил мне папа.
Она надела лук и колчан со стрелами.
— Ступай первой, Сьюзен. Я подозреваю, что герцог уже рыщет где-то поблизости, так что он поймет, в каком я костюме.
— Как забавно! Я притворюсь, что я — это ты, и уведу его подальше… ну хотя бы не дальше бального зала.
Сьюзен вышла. Не успела она пройти и половины коридора, как почувствовала, что вокруг ее талии обвилась мужская рука и кто-то прошептал ей на ухо: