Блестящая партия - Страница 78

Хелен Тейлор стояла в холле у подножия великолепной лестницы. Она приехала в Уоберн неделю назад и привезла одежду, личное имущество и прочие вещи леди Джорджины. Хелен помогла новой хозяйке Уоберна снять плащ.

— Вы никогда еще не были такой красавицей. Давайте я отнесу наверх ваши плащ и шляпу.

— Спасибо, Хелен.

Джорджина поднялась наверх, и Хелен открыла перед ней дверь в ее спальню. При виде знакомой мебели, привезенной с Пэлл-Мэлл, неуверенность ее отчасти прошла.

— Я выбрала эту комнату, потому что при ней есть просторная гардеробная, где поместятся все ваши красивые платья, а еще потому, что она сообщается со спальней герцога, — пояснила Хелен.

— Я не знала, что мы будем спать в разных комнатах.

— Ха! Спать вам будет некогда. Будете любиться в одной кровати, потом перейдете на другую.

Джорджиной вновь овладела грусть.

— Хелен, я видела портрет жены Джона. Боюсь, он все еще любит ее.

— Чепуха! Она же мертвая. А Джорджина Расселл живая. Более того, вы же герцогиня Бедфорд. Никогда не забывайте об этом. И не позволяйте ему забывать!

* * *

Новобрачные съели обед, сервированный на двоих, который повар приготовил специально для этого случая. Они просидели за едой и вином часа два. Джону не хотелось, чтобы Джорджине казалось, будто он торопит ее, а она, чувствуя робость и неуверенность, смешанные с волнением, с радостью предоставила ему задать темп.

Когда обед кончился, Джорджина пошла на кухню и похвалила повара и его помощников. Довольный ее вниманием, он спросил, чего бы ей хотелось на завтрак и хочет ли она, чтобы завтрак подали наверх.

Она постаралась не покраснеть.

— Нет-нет, мы будем завтракать в маленькой столовой, где обедали. После завтрака мы едем в Кембридж.

Потом Джорджина пошла наверх и нашла Хелен в просторной гардеробной.

— Помочь вам раздеться? — спросила та.

— Нет, Хелен, спасибо. Я сама.

Пока Джорджина снимала туфли и чулки, ею вновь овладели дурные предчувствия. Вчера ночью муж вел себя любезно, но было ясно, что сегодня она уже не может ему отказать. Мысли ее метнулись в прошлое. Когда она увидела его в первый раз, ей показалось, что в нем есть что-то опасное, угрожающее. Ее отпугивал глубоко скрываемый гнев в черных глазах, гнев, которому он не давал воли. Она тогда подумала: «Если он когда-нибудь отпустит на волю свой гнев, это будет подобно тому, как если бы открылись ворота преисподней». Она всегда думала, что в характере Джона Расселла есть темная, опасная сторона, и подозревала, что этот властный человек способен и ударить, если его довести до крайности.

Когда Джон открыл дверь соседней комнаты, Джорджина уже надела ночную рубашку, расчесала волосы и сидела в кровати. Он прямиком подошел к ней, откинул одеяло и поднял на руки. Потом понес в свою комнату.

— Вот наша спальня, Джорджи. Здесь нам обоим будет удобнее.

Сердце у нее забилось так громко, что она испугалась, как бы он не услышал.

Комната была просторная, роскошно обставленная, в черном и золотом цветах. В огромном камине, изнутри выложенном красными восточными плитками, горел огонь. Мягкие стулья и диван стояли на толстом красно-золотом ковре. Перед камином — резной столик из черного дуба, а на глубоком оконном сиденье — шахматы. Кровать с занавесями была массивная и такая высокая, что рядом с ней стояла скамеечка.

Джон откинул одеяло и положил Джорджину на постель. Потом погасил лампу, так что теперь комнату освещал только огонь, горящий в камине. Он снял с себя халат и увидел, что в глазах жены отражаются языки пламени.

— Ты так смотришь на меня, Джорджи, как будто никогда не видела нагого мужчину.

— Я видела, но мало, — призналась она. — И никто из них не был так великолепен, как ты.

— Ты мне льстишь, — сказал он с улыбкой, и она нервно рассмеялась.

Джон подошел к кровати и лег рядом с Джорджиной. Обжигающее желание горело в нем, но он крепко держал его в узде. Голод побуждал его упасть на жену и немедленно овладеть ею, но лучше ласкать ее губами, руками, нежно, постепенно возбуждая, и наслаждаться этим.

Жар, исходящий от тела Джона, потряс Джорджину, но также и взволновал. Запах его кожи действовал на нее возбуждающе.

Джон завладел ее губами, и Джорджина открылась под соблазнительным давлением его чувственных поцелуев.

Она плыла в теплом море наслаждения, и наслаждение это было ни с чем не сравнимым, особенным…

Когда Джон оторвался от ее губ, Джорджина протестующе застонала. Он взял ее руку, поцеловал ладонь и осыпал поцелуями запястье. Когда Джорджина вздрогнула от удовольствия, он положил ладонь на ее грудь и нащупал сквозь шелк рубашки сосок.

Джон чувствовал, что больше не в силах сдерживать страстное желание. Он гладил ее ноги, ласкал бедра. Когда он коснулся ее сокровенного места, Джорджина ахнула, но это было так приятно, что она выгнулась навстречу его рукам, и все чувства ее подхватил какой-то вихрь. Когда палец Джона скользнул в нее, Джорджина вскрикнула. Протест поднялся к ее губам и растаял вздохом наслаждения.

Ножны у нее были лихорадочно-жаркие и тесные. Ее реакция, сопровождаемая блаженными вздохами, сказала ему, что эти ощущения совершенно новы для нее, и он понял, что Джорджина невинна, хотя это казалось абсолютно невероятным. От этой мысли Джона охватило пламя. Он будет первым, и это показалось ему бесценным даром, о котором он и не мечтал. Он снял с Джорджины рубашку, обхватил ее за талию и привлек к своему крепкому телу. Ее темные шелковистые волосы упали каскадом ему на грудь.