Джорджина слушала с восторгом, когда он перечислял все, что хотел сделать во время каникул. Он был также в восторге от того, что в августе ему предстояло отпраздновать свой десятый день рождения.
— А когда мы поедем домой? — с нетерпением спросил он.
Джорджина посмотрела на Джона.
— Я за то, чтобы уехать сегодня вечером.
— Я тоже! — согласился Джонни. — Можно, папа?
Джон поднял руки, показывая, что сдается.
— Поскольку я в меньшинстве, что еще мне остается делать?
— Ура! Ура!
Было уже поздно, когда они приехали в Уоберн. Джонни крепко спал на сиденье кареты. Джон отнес сына на кровать, и Джорджина помогла уложить его спать.
— Я тоже иду спать. Завтра нас ждет много дел… Как будет интересно! Мне не терпится!
Джон взял ее на руки и отнес в их спальню.
— Тебе не нужно ждать до завтра, чтобы было интересно. Я никогда еще не спал ни с одной мачехой. Держу пари, это будет полезный опыт.
— Бедфорд, ты начинаешь увлекаться азартными играми!
— Это и в самом деле все мне? — спросил недоверчиво Джонни.
Он сидел в постели и смотрел на груду книг.
— А ты открой и посмотри, — сказала Джорджина.
Он открыл обложку первой книги.
— Здесь написано: «Лорду Джону от леди Джорджины». Кто это — лорд Джон?
— Лорд Джон — это ты… Лорд Джон Расселл. Разве ты не знал?
— Я никогда об этом не думал. Большое спасибо за книги, Джорджи. Лучшего подарка на день рождения ты не могла бы мне сделать.
— Это не подарок на день рождения… это один из подарков по случаю твоего приезда домой. Поспеши одеться. Когда позавтракаешь, мы поедем и выберем для тебя какую-нибудь зверушку.
Джонни разволновался.
— Я сам смогу выбрать?
— В разумных пределах. Не думаю, что твой отец отнесется одобрительно к тому, что по священным залам Уоберна будет бегать коза, но тебе разрешили выбрать любую собаку, какая понравится.
— А кошку? В последний свой приезд сюда я подружился с полосатой кошкой, что живет на конюшне. Она очень славная.
— Великолепный выбор. А как ты ее назовешь?
— Ммм, поскольку раньше Уоберн был аббатством, а кошки любят верховодить, я, наверное, назову ее Аббатисой.
Джорджина рассмеялась.
— Ты пошел в отца, Джонни… У тебя есть чувство юмора, только ты его скрываешь!
* * *
— За неделю, что Джонни прожил здесь, вы с ним стали неразлучны.
Джон снял жену с седла, после того как она во второй половине дня ездила кататься верхом.
— Разве это не чудесно? Я его просто обожаю.
— Это чувство взаимно. Когда я укладывал его спать вчера вечером, он спросил меня, можно ли ему называть тебя мамой.
Ошеломленная, Джорджина поднесла руку к горлу.
— Но ведь их мать Элизабет. Я никогда не посягну на ее место.
Лицо у Джона словно окаменело.
— Не будем говорить о ней.
Джорджина и виду не подала, что ее это ранило, и быстро заговорила о другом:
— Завтра у Френсиса и Уильяма завершаются экзамены. Почему бы тебе не съездить в Лондон за ними, а я подожду здесь? Вы сможете некоторое время побыть друг с другом без посторонних.
— Благодарю тебя… ты очень внимательна, Джорджи.
В первые дни пребывания дома старшие сыновья Джона держались с Джорджиной отчужденно, но после того как она предложила им выбрать для себя домашних животных и позволила их двум гончим носиться за ними по всему дому, начали оттаивать.
Она присоединялась к мужу и его сыновьям, когда те отправлялись ловить форель на реку, и вызывала мальчиков плавать наперегонки в озере. Она побудила их научиться гребле, делать и запускать змеев, давала им уроки рисунка и живописи. Заключала с ними пари, и все они учились сажать растения в собственных садиках, ухаживать за ними, а также за овцами и козами.
— У нас на ферме в Кинраре я всегда ухаживала за козами, — сообщила им Джорджина. — Вам следует быть настороже, потому что эти игривые маленькие негодяйки любят подойти сзади и боднуть.
Джон с изумлением смотрел, как его спокойные, сдержанные сыновья превращаются в озорных дьяволят, которые резвятся с утра до ночи. Джон радовался переменам, происходившим с сыновьями. Они стали более общительными и здоровыми, но самое важное — они были счастливы.
Поздно ночью, когда Джорджина засыпала рядом с ним, Джон часто с удивлением смотрел на нее. «Слава Богу, я нашел ее. Какой унылой и серой была бы наша жизнь без нее».
* * *
— Не убегай, мне нужно кое-что обсудить с тобой.
Джорджина вернулась к столу, за которым вся семья завтракала, села и скормила Аббатисе кусочек копченой рыбы.
— Восемнадцатого июля у тебя день рождения, и я думаю, что мы отпразднуем его на широкую ногу. Я считаю, что давно пора перестать носить траур по Френсису и открыть Уоберн для гостей.
Джорджина растерялась и не нашлась что сказать. Хотя она и знала, что Джон горюет о своем брате, она о нем не горевала, и от этого чувствовала себя виноватой, поскольку так и не развеяла миф о своей любви к Френсису. Она жила во лжи, и это постоянно тревожило ее, но как же можно рассказать мужу, что она терпеть не могла его брата, не причинив ему при этом сильную боль?
— Мне приятно, Джон, что ты хочешь отпраздновать мой день рождения. Но ты уверен, что нам еще не рано принимать у себя гостей?
— Совершенно уверен. Отныне мы будем хранить Френсиса в наших сердцах, а не оплакивать публично. Составь список тех, кого хотела бы видеть у себя, и вели кому-нибудь из секретарей помочь тебе с приглашениями.